Патриотизм здесь ни при чём

Пора посмотреть правде в глаза: самостоятельно сделать микропроцессор, конкурентоспособный на мировом рынке, Россия не в состоянии – ни сейчас, ни в будущем.

Борис Бабаян

– Борис Арташесович, вы утверждаете, что российский процессор на уровне мировых аналогов – не реально. Почему?

– Микропроцессоры – это хайтек хайтека. Ничего более сложного в этой индустрии нет. Что значит создать полноценный процессор? Во-первых, нужно сделать проект. Это колоссальные вложения, которые мы в свое время недооценивали. Сейчас моя оценка – 150 млн долларов минимум, а крупные фирмы тратят до миллиарда. Предположим, нашли деньги. Вторая проблема: чтобы разработка окупилась, она должна быть на пике прогресса. Отставание даже на одну ступеньку недопустимо: продукт никому не нужен. Чтобы держаться на пике технологии, нужно работать в тесной связке с фабрикой по производству чипов, это дает знание всех нюансов производства. Но у нас нет фабрики, поэтому мы вынуждены ждать завершения производственного процесса и только после этого вносить коррективы в продукт. Так закладывается отставание от прогресса. Допустим, вошли в доверие к фабрике и наладили взаимодействие. Пусть у нас есть хорошие идеи, но весь процессор на собственных идеях не построить – нужно использовать чужие патенты, а они очень дороги. И это сделали. Выпустили хороший процессор. Но его никто не покупает, потому что о нем никто не знает, продукт новый и в нём не уверены. И даже если это преодолели – у нас нет торговой сети. Как его продавать? В своё время мы прошли и поиски фирмы-партнера, и поиски инвестора. И поняли: создать свой продукт невозможно. Единственный способ для российских разработчиков – прислониться к крупной международной компании. Чтобы в России развивалась эта отрасль, нужно затаскивать сюда западные фирмы с их технологиями. Они будут строить у нас свои фабрики, вкладывать в образование, науку. Псевдопатриоты, которые ноют, мол, всё отдали американцам, ничего не понимают. Когда в стране открывается филиал западной компании – это благо, поскольку в него начинают перетекать технологии и финансы. Самостоятельного варианта просто нет.

– Какие плюсы появились у вашей команды после начала сотрудничества с Intel?

Свои фирмы у нас тоже появятся. Главное привести в страну технологии. Под любым соусом

– Сейчас мы проектируем новейшие микропроцессоры. А до этого копались непонятно в чём. Появился реальный шанс использовать все наши идеи и технологии, колоссальные возможности для творчества, опыт партнеров, обучение. Intel тратит огромные деньги на подготовку российских специалистов. Я не могу назвать ни одного отрицательного последствия. Есть и деньги для разработчиков, и признание во всём мире. А что ещё ученому надо? Я считаю, что это американский менеджмент работает на нас, даёт нам возможность заниматься своим делом. Создалась ситуация, при которой Intel, разработчик технологии, вынужден поднимать научный уровень в России по двум причинам. Первая: у нас дешевле рабочая сила, и если они не будут заниматься здесь разработками, это сделают их конкуренты. Вторая: они заинтересованы в развитии российского рынка. Оба этих фактора работают на пользу стране. Свои фирмы у нас тоже появятся, дайте время. Главное привести в страну технологии. Под любым соусом.

– Как получилось, что Россия безнадёжно отстала от Запада?

– Советская эпоха была неплохим временем для моего коллектива, создававшего микропроцессоры, но командная экономика накладывала отпечаток на всю науку. Нам повезло, в нас много вкладывали, и отдача была большая. Но часто деньги уходили на абсолютную ерунду. Например, в середине 60-х правительство и Совмин приняли решение копировать американскую технику. До этого существовало колоссальное количество школ и направлений, была конкуренция между ними. И вдруг возобладало мнение, что надо копировать зарубежное, а весь спор свелся к тому, что именно будем копировать. Но копирование – это уже как минимум 10-летнее отставание. И это при том, что были собственные разработки мирового уровня. В 1985-м наша группа была впереди всех: мы серийно выпускали второе поколение суперскалярных процессоров (они отличаются способностью выполнять несколько команд за один такт за счёт особой внутренней логики их интерпретации), когда американцы ещё не приступили к первому, а у нас оно было создано еще в 1978-м. К сожалению, большая часть разработчиков была занята копированием и с трудом понимала, как всё это работает.

Ещё одна беда советского времени: все финансирование шло через военных. Они были как министерство финансов. В Америке тоже все начиналось с военных разработок (подобные исследования слишком рискованы для частных инвестиций), но очень скоро, как только стала видна практическая польза, коммерческая сторона рванула вперёд. Государственный заказ перестал определять лицо отрасли. Там давно уже военные заказы не касаются вычислительной техники, а у нас до сих пор всё решают военные. И это плохо.

– На каком уровне находились советские разработки на момент развала Союза?

– Во многих областях потрясающе отставали, но именно в области проектирования процессоров мы были намного впереди и до сих пор лидируем. И это не похвальба – факт признан всеми. Но это только отдельный островок. Повторюсь, всю производственную цепочку нам не потянуть.

– Как удалось сохранить научный потенциал в 90-е?

– Выжили наиболее достойные, а бездельники и прихлебатели ушли из науки. Я уверен, что настоящий ученый должен не просто делать своё дело, но и уметь доказать, что оно заслуживает внимания. В те времена компания «Эльбрус», созданная на базе нашей исследовательской группы, работала на аутсорсинге для многих западных компаний. У нас не было розничных продаж. Но наши идеи были настолько востребованы, что мы могли выбирать, с кем сотрудничать. Специально искали крупных заказчиков. Только для компании SUN Microsystems у нас работало по 350 человек. Позже на основе этих разработок возникла известная компания Transmeta.

– Какие сложности возникали при работе с западными компаниями?

– Главная была в том, что мы работали на аутсорсинге, а при такой форме сотрудничества партнёру доверяют далеко не всё. Мы уже фактически выступали в роли филиала, но нам никогда не давали ключевых разработок, нас не допускали до внутренней сети компании. И дело было скорее даже не в нас. Просто не было доверия к стране. Сейчас, когда мы работаем как филиал Intel, свободы, конечно, меньше. Зато у нас огромный фронт работ и все ресурсы транснациональной компании.

Борис Бабаян, директор по архитектуре подразделения программных решений (Software Solutions Group) корпорации Intel. Член¬корреспондент Российской академии наук, доктор технических наук. В Intel работает с августа 2004 года. Первый европейский ученый, удостоенный титула Intel Fellow (особо почетное внутрикорпоративное звание: за всю историю существования компании, в которой сейчас работает 85 тыс. сотрудников, титула Intel Fellow удостоился всего 41 человек). С 1956 по 1996 год работал в Институте точной механики и вычислительной техники, где со временем возглавил подразделение аппаратного и программного обеспечения. За разработку и внедрение микропроцессорных вычислительных систем награждён тремя орденами. Обладатель одиннадцати патентов США и пяти российских.